О Белых армиях » Мемуары и статьи » В память 1-го Кубанского Похода » Характерные особенности I Кубанского похода. - И. ПАТРОНОВ.

Характерные особенности I Кубанского похода. - И. ПАТРОНОВ.



Сестрам милосердия, оставшимся с ранеными в ст. Елизаветинской.

Вместе вы шли в ваших белых косынках, 
И умирали за ближних своих... 
С кровью в сердцах на кровавых носилках,
Вы из под пуль выносили больных...
Вместе терпели лишенья и голод... 
Вместе вы мерзли в «Поход Ледяной»... 
И, несмотря на усталость и холод, 
Вы отвергали права на покой:
Вы бинтовали в минуты привалов, 
Вы обходили «тяжелых» в пути... 
В «дневках» дежурили вы неустанно...
И уж с зарею опять вам идти...
* *
*
В бой вы ходили, любовью влекомые
... С марлей в руках и крестом на груди. 
И, не теряясь, в минуты тяжелые
Брали винтовки и шли впереди...
* *
*
Все вы сносили с улыбкою светлой, 
И лишь болезненно-детский упрек 
В том, что не в силах вы вырвать у смерти, 
Грустною тенью на очи вам лег...
Так отдохните, хотя бы в могилах... 
Пусть будет легок покров вам земной, 
Чистые сердцем... богатые силой, 
В жизни вам вечной —"Вечный покой!"

Надежда ЗАБОРСКАЯ.



Характерные особенности I Кубанского похода.
(Доклад прочитанный 9 22 11 —25 г. в Белграде)

Собираясь иногда здесь, господа, ради воспоминаний о недавнем пережитом прошлом, мы не столько излагаем факты, которые всем нам известны, сколько подводим итоги. На расстоянии нескольких лет события кажутся нам понятнее, яснее, и выводы поучительнее. Они интересны нам не только как воспоминания о дорогом прошлом, но главным образом, как урок на будущее.

Всем нам памятны первые дни объявления войны в 1914 году. В те дни Россия была объята тем воодушевлением, внутренним подъемом, который редко и лишь в исключительные моменты бывает в жизни наций. Казалось, что вся страна, как один человек, стала на защиту своей чести, своих интересов и национальных задач.

Чувствуя за собой такую единодушную поддержку и армия наша, Императорская армия, выступила в поход легко, даже беззаботно, уверенная в своих силах. Оттого то мы легко переносили невероятное напряжение первых походов и боев и даже крупные поражения, постигшие нас в В. Пруссии, казались нам лишь мелкими неудачами, легко поправимыми.

Но воодушевление, порыв, как сильные чувства, скоро преходящи. Наступают будни и жизнь с ее обычными заботами входит в свое русло. Так и в данном случае. Затяжная война предъявила фронту и тылу суровые требования. Для выполнения их потребовались уже не моментальные вспышки чувств, хотя бы самых благородных, а твердое сознание долга, необходимости самопожертвования и действенной, не ограничивающейся только красивыми словами, любви к отечеству.

Старая армия наша, проникнутая дисциплиной и боевыми традициями, выполняла свой долг в течение 2? лет (т. е. до революции). Сказывалась в ней усталость, разочарование, были даже моральные кризисы, недовольство. История показывает, что все это было и в западно-европейских армиях и даже в большей степени чем у нас. Но там государственные люди считали, что единственный выход — это дальнейшая борьба и победа во что бы ни стало. Средства к ней — новое напряжение и новые жертвы. У нас же полагали, что победы можно добиться при помощи внутренних переворотов или революций. И произошла так называемая «великая, бескровная».

Старые лозунги — долг, патриотизм были отброшены и выдвинуты новые — делай что хочешь — грабь, ешь, пей, беги в тыл и т. п. В течение лишь нескольких месяцев старая армия наша, 200 лет строившая Россию и создавшая огромное, богатое государство, развалилась обратившись в вооруженную, разбойничью толпу. Для всех стало ясно, что с гибелью армии погибнет и Россия.

При таких условиях генералы — Алексеев и Корнилов, решили спасти Россию созданием Добровольческой армии, поставив на ее знамени брошенные Российской толпой старые лозунги: долг, самопожертвование, беспредельная любовь к отечеству и готовность отдать ему жизнь свою. В тот год всеобщего безумия это были неприятные и скучные лозунги. Масса не могла пойти за ними, раз противоположный лагерь предлагал ей грабить и жить в свое удовольствие. Большинство офицерства и часть нашей либеральной интеллигенции сознавала, что другого выхода нет, что пойти на призыв нужно, но не легко перейти от желания к делу — уйти от семьи, оставить родной угол, заслуженный отдых после долгого пребывания на фронте и с опасностью для жизни спешить куда то на Дон, где призывают лишь к выполнению долга, но мало или ничего не обещают — ни денег, ни чинов, ни отличий. Не оттого ли так мало собралось в Новочеркасске и Ростове под знаменем долга? Я знаю доблестный полк старой армии, где 30 офицеров поклялись собраться на Дону под знаменем Корнилова, а явилось лишь 3. Гораздо легче было выполнять долг в старой армии, когда это награждалось, когда за нами стояла великая Россия, когда мы знали, что наши близкие родные живут там в сравнительном достатке и безопасности.

В течение 3-х месяцев, с ноября 1917 г. по 9 февр. 1918 г., длилась наша упорная и кровопролитная борьба. Но законы арифметики были против нас. Существует выражение одного из немецких стратегов: «если на каждой дороге против вас окажется тройное превосходство сил противника, забудьте о военном искусстве, а часто и о доблести». Действительно, вы можете разбить противника в одном, другом месте, но не победите на всех. Даже двойные против вас его потери увеличивают его силы и уменьшают ваши.

Этот арифметический закон вполне сказался на нас. Мы истекали кровью и 9-22 февраля 1918 г., ровно семь лет тому назад, должны были уйти из Ростова. Какие чувства и настроения обуревали нас в тихий морозный вечер 9 февр. в Ростове? Мы погрешили бы против истины, если бы сказали, что выступали с воодушевлением, порывом. Их не могло быть. Где-то глубоко в душе шевелилось сознание, что мы деремся со своими же, с нашими недавними братьями по оружию, ныне ослепленными, озверелыми людьми, которых уже нельзя убедить никакими словами в их преступлениях против Родины. Одно лишь чувство долга и необходимости побуждало нас бороться, а отсутствующее воодушевление заменяла вера в наших вождей ген. Корнилова и Алексеева, в истину и правоту поднятых ими лозунгов.

Знали ли мы, куда идем и каковы будут дальнейшие задачи? Нет, не знали. Полагали, что про то знает Корнилов, не наше дело решать эти вопросы. Лишь впоследствии после похода нам стали известны слова ген. Алексеева: «Мы уходим в степи; вернемся, если на то будет милость Божья. Но нужно зажечь светоч, дабы была хоть одна светлая точка среди охватившего Россию мрака». В ст. Ольгинской 10 февраля с большим волнением собирал и подсчитывал я записки о численном состоянии наших переформированных частей. Оказалось 3100 штыков и сабель. Немного! Кроме них около 1? тыс. военных и штатских людей в обозе, да 150 раненых, вывезенных из Ростова. Указанное число не составляли только мы, добровольцы; в него вошли и присоединившиеся многие казаки, влекомые именем Корнилова.

После необходимых переформирований мы выступили в поход из станицы Ольгинской 14 февраля. На этот раз мы уже знали, что идем на Кубань на соединение с нашими единомышленниками и соратниками, Екатеринодарскими добровольцами и кубанцами. Первые бои, начиная с Лежанки 21 февраля, казались легкими, словно мы совершаем военную прогулку. Наша маленькая армия, имевшая исключительно интеллигентный и офицерский состав, руководимая самыми выдающимися генералами старой русской армии, относилась первое время даже пренебрежительно к своему врагу. Но после взятия ст. Кореневской (4 марта) и перехода армии за Кубань, мы увидели те особенности гражданской войны, которые нам до сих пор были знакомы лишь частично.

Давно уже миновали для Руси времена татарские, половецкие и турецкие, когда война велась не только против вооруженной армии, но и мирного населения, когда вырезывались женщины и дети, предавались мучительной смерти раненые и пленные.

В дни Великой войны, сражаясь на фронте, мы знали, что в случае ранения о нас позаботится Родина, даже противник подберет вас и будет лечить. Мы могли смотреть только вперед, чувствуя опору в тылу и зная, что основные правила гуманности все же исполняются и мы ведем войну, как культурные народы.

Здесь же за Кубанью мы вернулись к временам Батыя. Всегда окруженные, хотя и плохо организованным, но сильнейшим противником, вынужденные вести войну на фронте, в тылу и на флангах, мы дрались под девизом — победа или смерть. Мы часто давали пощаду врагу, но сами ее не просили. Наши раненые, оставаясь подчас по суткам без перевязки за отсутствием материалов или по причине быстрых маршей, стоически переносили тягчайшие физические и моральные страдания. Были дни, когда против нас обрушивались стихии природы. Таков памятный день 15 марта — наш Ледяной поход, когда лишь нечеловеческие усилия и находчивость, а также личный пример наших генералов спасли нас от замерзания.

Путеводной звездой в этот тяжелый 2-х месячный переход нам по-прежнему служили: долг, любовь к отечеству и вера в наших вождей. Но жертвенная смерть ген. Корнилова, казалось, убила и последний стимул нашей борьбы. Мы были близки к гибели, к рассеянию, но нас удержало сознание нашего долга. После победы у ст. Медведовской к нам вернулся поколебленный было дух и столь же твердо, в том же положении окружения, мы продолжали борьбу по приказу нового командующего ген. Деникина, пока не вернулись на Дон, к пасхальной заутрене 1918 г.

Материальные итоги нашего похода таковы: 80 дней маршей, из коих 44 боя, 1050 верст пройденного пути. Потери: около 500 убитых, 1500 раненых, привезенных в нашем обозе; соединение с отрядом ген. Покровского и увеличение поэтому наших сил почти вдвое.

Зажгли ли мы тот светоч, о котором говорил ген. Алексеев? Да, зажгли. Ибо, несмотря, на значительные, часто искусственно создаваемые с разных сторон, препятствия, к нам отовсюду потянулись русские офицеры и добровольцы. К нашему светочу, пройдя 1000-верстный путь, с далекой Румынии прибыли доблестные Дроздовцы. В июне 1918, мы в составе 10.000 могли вновь выступить во второй поход и пойти уже широким фронтом для освобождения Кубани.

Еще 2? года после того продолжалась наша борьба. Зажженный нами светоч то вспыхивал ярким пламенем, то тлел, то ярко пылал, освещая широкую Московскую дорогу, но неожиданно для нас всех потух.

Среди многих и разнообразных причин этого сложного явления, которые выяснит история, я отмечу лишь одну несомненную, очевидную. Она вытекает все из того же закона арифметики. Известно ли вам, господа, что в сентябре 1919 г., в период наших наибольших успехов на Орловском направлении, у нас на 1000-верстном фронте от Воронежа до Киева насчитывалось всего лишь 20 тысяч штыков и сабель, да к тому же в их числе было не менее половины бывших красноармейцев. То же число в среднем насчитывала и наша Крымская армия. Не только русский народ не пошел в массе за нами, но даже русский интеллигент, везде гонимый, сажаемый в чека, расстреливаемый, предпочел быть жертвенным животным для экспериментов III интернационала, нежели идти к нам и взяться за оружие. Он, этот обыватель, нарицательный Иван Иваныч, не понял даже той простой истины, что гораздо легче умереть с оружием в руках в открытом бою, нежели безоружным в чрезвычайке, не говоря уже про то, что ведь в бою далеко не все бывают убиты. Вероятно, вам приходилось читать страшные цифры убитых и замученных сов. властью? Среди них есть лица всех профессий и сословий и наибольшее число падает на крестьян. Если бы только одна десятая этих покойников своевременно присоединилась к нам, то мы имели бы почти 200-тысячную армию и разве устояла бы тогда советская власть?

Но не будем тревожить печальных теней прошлого. Русский народ даже слишком наказан за свою пассивность и отказ от старых лозунгов — чести и долга.

По случайному совпадению, как раз сегодня и в этот час, в большой зале Белградского университета, многочисленное собрание русских людей чествует память Петра Великого по случаю 200-летия со дня его смерти. Легко и приятно вспоминать ту блестящую эпоху, когда по выражению поэта: «Россия молодая, в бореньях силы напрягая, мужалась с гением Петра», когда, «перетерпев судеб удары, окрепла Русь» и очень тяжело переживать вновь те недавние события, о которых мы говорили здесь. Казалось бы, что между этими двумя эпохами ничего общего, скорее полный контраст. На самом деле я замечаю между ними идейное сходство.

Русский народ в Петровскую эпоху, живя до того времени обособленно от остальной Европы, неохотно пошел навстречу Петровским реформам. Он не понимал их, а часто даже был им враждебен. Петр потребовал от русского народа больших трудов и жертв во имя долга и любви к отечеству. И в дальнейшем, русские императоры под теми же лозунгами в продолжении 200 лет строили Россию, пока она из маленького Московского царства не превратилась в огромную, могущественную Империю. Задача облегчалась тем, что в народе сильна была идея царской власти и русские цари могли приказывать.

Мы видели, что генералы Алексеев и Корнилов подняли те же Петровские, ныне брошенные лозунги для спасения России от надвинувшегося на нее еврейско-интернационального ига, которое, как теперь уже очевидно, пожалуй, хуже прежнего татарского. Но приказывать уже наши вожди не могли, они могли лишь призывать. На их призыв откликнулись немногие. В этом наша трагедия и в этом урок на будущее.

Напрасно думают, что Россия спасется так называемым эволюционны путем, т. е. жизнь сама по себе наладится, войдет в свою колею. Она уже вошла, но это колея смерти. Разрушение продолжается во всех сферах жизни и будет продолжаться пока у власти III интернационал. Он будет сброшен только оружием — т. е. возобновлением гражданской войны. Она может быть успешной лишь под теми лозунгами, которые были подняты генералами Алексеевым и Корниловым.

Когда русский народ одумается и вернется к брошенным в 1917 г. столь преступно и легкомысленно лозунгам чести, долга, самопожертвования во имя Родины, когда он поймет, что мы жертвовали жизнью за его благо, а не ставили себе личных целей, когда, наконец, он найдет в себе мужество и волю подняться, как в 1917 г. поднялись мы, тогда лишь восторжествуют наши идеи, наши лозунги, с которыми мы выступили в поход 9 февр.1918 года. Тогда только будет спасена Россия. В противном случае ее спасут иностранцы, но спасут для себя.

И. ПАТРОНОВ.